Search Results
here be dragons
2 December 2014 | Culturology, Personal | No Comments
или вот, например, Малевич: есть люди, кому он не нравится, и это нормально. есть так же люди, кто не считают его художником, — и это глупо, но тоже нормально. и еще есть люди, кто боятся узнать чуть больше, что могло бы помочь им увидеть в нем художника. и это, конечо, уже просто смешно.
мы все такие, разумеется. первые, вторые, третьи. что-то не любим, чего-то не понимаем, — и даже настойчиво держимся за свое непонимание. потому что оно вполне может быть краеугольным для нас, понимаете? потому что если, Украина, например, — это свободная страна, то кто тогда мы? потому что если черный квадрат парой мазков на холсте эпохальное произведение искусства, то значит я слеп?
мы постоянно боимся нарушить собственное внутреннее умиротворение, прыгнуть с парашютом, распробовать острый перец, открыть новый учебник. мы цепляемся за оценки, да? и друзья не забывают похлопать нас по плечу: ты отлично справилась, ты такой классный, ты ничуть не толстая в этом платье, ты жутко интересный, ты чудесная, ты крутая, ты крутой, тра-та-та.
так мило.
так забавно укрываться этим клетчатым пледом одобрений и подталкиваний: не переживай, мир все тот же, делай шаг, еще, мы рядом. кутаться, ежиться, плакаться.
потому что мир совсем не тот же, привет, Эдипа. потому что кусочки разных других торчат в нашу жизнь отовсюду, стоит только хоть чуть-чуть вздохнуть — и это прекрасно.
но точно назло, мы утыкаемся в заботливо прорисованные на стенах окна, в безопасные комфорт-зоны, комнаты с мягкими стенами, дневнички с подзамочками и кошатками. удивительно, сколько людей не готовы к общению, сколько тут же судорожно хватаются за различные выдуманные перегородки и оградительные сеточки: здесь мой домик, не ходите, к чему это? хочу здесь уютно и мое.
привычка искать знакомое лицо, читать бейджик, вспоминать screen name, книжку или сцену — все это определенно растет прямиком из закрытых общин былого, где явление любого чужака было если и не моментальным объявлением войны, то уж вторжением недругов обязательно — на наши, столь родные земли! где такие уютные мысли в домашней многоэтажке. которая, правда, ровно тот же барак из Освенцима, лишь обросший телевизорами, словно колючей проволокой — но разве выйдет признаться?
сцены имеют особенность меняться. появляться и пропадать. быть переосмысленными. а мы лишь провожаем взглядом и строим песочные замки этой беспомощности на берегу нашей трусости.
так отвратительно.
о чуши, или скирды в тумане
27 October 2014 | Culturology, Literature | No Comments
или вот, Пинчона можно читать и так, с залихватским удовольствием, махнув рукой, ухахатываясь и упиваясь собственным преумножением обязательной, конечно же, энтропии.
наверняка можно, я знаю, — да и в конце концов, The Crying of Lot 49 действительно исключительно веселая книжка. но зачем?
и я не говорю о смыслах, бережно-кропотливым сличении вопросов и ответов (что, скорее, задача для коллекционеров, нежели — если и задача вовсе[1]), но о том самом человеческом поиске, движущим наши уже фигурки по забытой кем-то (богом ли? богами? временем или пришпоривающим стременем?) на заднем дворе шахматной доске: каждый роман П. — это не только укромное место под одеялом с фонариком, ухмылкой, чертовкой или просто бутылкой, нет, это еще то самое, мать ее, вторжение одного мира в другой, что буквально на блюдечке разжевано в повести; это и есть жизнь — не зона комфорта, но территория столкновения-откровения-отравления, что разрывает твои одеялки заботливо припасенных книжных полок на лоскутки мелькающих под крылом — ведь есть же у тебя крылья? — городов и рек: смотри, ты сейчас так близко, но выкрикнешь ли свой сорок девятый лот?
это книга о встрече, да. и чтобы встретиться, необходимо увидеть того, второго — П. или Т, очевидно. и, once again, кто знает, всем ли здесь так повезет, как Эдипе. но попытаться мы все равно должны.
поэтому я и повторю, зачем?
-
сюда же и “теперь я знаю, как он это делает”, что я так часто скучал вслед очередной выкинутой обложке. ↩
true detective
15 October 2014 | Animation, Literature, Personal, Television | No Comments
и еще вот забавная анимация, что то ли просто хороша, то ли еще и про нас.
перечитываю, кстати, “Охоту на овец” Мураками — и он, конечно, ровно такой же устало-заблудившийся, как бываем время от времени: ты по инерции соединяешь никчемные пыльные кусочки минувшего в забытый паззл — но все еще ждешь новые… фигурки? фрагменты? что-то волшебное, полагаю.
в остальном же, видимо, это и есть моя любимая композиция: о столкновении с чем-то, что невозможно понять — и все равно так необходимо, в надежде на Откровение. которое иногда происходит, а иногда нет. и порой — да! — оба эти варианта уживаются в рамках одного и того же повествования.
потому что живем мы если не поиском, то хотя бы <…>.
literature’s the garlic in life’s kitchen
8 November 2013 | Culturology, Literature | 2 Comments
люди часто говорят что-то навроде “силился читать роман K., но перевод не понравился” — и в ответ у меня неизменно рождается вопрос: постой, если ты в состоянии оценить перевод, то какого же хрена ты не читаешь оригинал?
не помню уже, впрочем, к чему это я; всплыло что-то в разговоре.
у Томаса Пинчона, кстати, упоительно прекрасный язык. очень плотный, само собой, фактически без проходных слов, — но это стандартная похвала, которую ему отпускают чуть ли не в аннотациях. нюанс, однако, в том, что среди всего этого насыщенного информацией повествования неизменно проглядывает его лукавый (и сопереживающий) взгляд; его интонацию действительно слышно, и буквы перед глазами в самом деле оживают, — точно, как в детстве.
в “Bleeding Edge”, например, он, юноша 76 лет, великолепно играет с жаргоном, на ходу меняет схему рассказа, высекает повествование точнейшими ампутациями (обратите внимание на то, какую роль играют глаголы, или, вернее, их отсутствие), петля за петлей соединяя фрагменты в разнообразнейшее полотно.
буквально за неделю до Пинчона я перечитывал знаменитую трилогию Уильяма Гибсона — того самого, что придумал и развил множество восхитительных литератрных трюков, и чьи романы в известном смысле могли послужить отправной точкой для “Bleeding Edge” (или, наоборот, очередной серией в погоне за таинственным лотом). но при всей элегантности медитативного спокойствия Гибсона, его холодного псевдонуара и электронных далей, Пинчон моментально, с первых же строк, разбивает этот лед, и вырывается наружу, каждой буквой, ссылкой или даже просто тенью хватая реальность за горло.
и я, увы, не знаю, как это в принципе можно перевести[1].
-
не говоря уж о сопутствующем культурном пласте, игре слов и смыслов, потайных ходах меж страниц и читателей; все это — на достаточно тяжелый русский. ↩
альтернатива
22 September 2013 | Lifeform, Literature | No Comments
или вот другая почта (что чем дальше, тем актуальнее становится для всех нас):
Plot49 is part of an Alternate Reality Game (ARG) inspired by the Trystero underground postal network in ‘The Crying of Lot 49′ by Thomas Pynchon.
The goal is to set up, maintain and link several local underground mail networks. There are other similar games, some currently be active, others transient and short-lived. For example Sf0.
кошка Шредингера
18 August 2013 | Literature | 1 Comment
once you start you just can’t stop: поиски Эдипы, ее попытки выстроить новое учение — все это, увы, ошибочно, и Пинчон сам говорит об этом неизменно ироничным противопоставлением “или-или”, показным упрощением, намеренным и абсурдным уменьшением опций правильных ответов в ее досье.
но дело в том, что у биполярного мира нет решений: Пирс Инверарити — жив он или мертв? а может и то, и другое одновременно? Тристеро, существуют они или нет? или — снова — и то, и другое одновременно?
именно поэтому роман становится ее дорогой к пониманию, что количество вариантов безгранично — как и вселенных. и это ли не ее сообщение назло энтропии? а финальный выкрик аукциониста в зале — не кватновая ли суперпозиция, где Эдипа суть Бог-наблюдатель, приводящий систему в движение?
откровение, то есть, повторю, не меньше.
shall I project a world?
17 August 2013 | Literature | 1 Comment
я все-таки[1] снова[2] об Эдипе — краеугольная цитата к пониманию романа, она очень простая, я уже писал:
In Mexico City they somehow wandered into an exhibition of paintings by the beautiful Spanish exile Remedios Varo: in the central painting of a triptych, titled “Bordando el Manto Terrestre,” were a number of frail girls with heart-shaped faces, huge eyes, spun-gold hair, prisoners in the top room of a circular tower, embroidering a kind of tapestry which spilled out the slit windows and into a void, seeking hopelessly to fill the void: for all the other buildings and creatures, all the waves, ships and forests of the earth were contained in the tapestry, and the tapestry was the world. Oedipa, perverse, had stood in front of the painting and cried. No one had noticed; she wore dark green bubble shades. For a moment she’d wondered if the seal around her sockets were tight enough to allow the tears simply to go on and fill up the entire lens space and never dry. She could carry the sadness of the moment with her that way forever, see the world refracted through those tears, those specific tears, as if indices as yet unfound varied in important ways from cry to cry. She had looked down at her feet and known, then, because of a painting, that what she stood on had only been woven together a couple thousand miles away in her own tower, was only by accident known as Mexico, and so Pierce had take her away from nothing, there’d been no escape. What did she so desire escape from? Such a captive maiden, having plenty of time to think, soon realizes that her tower, its height and architecture, are like her ego only incidental: that what really keeps her where she is is magic, anonymous and malignant, visited on her from outside and for no reason at all. Having no apparatus except gut fear and female cunning to examine this formless magic, to understand how it works, how to measure its field strength, count its lines of force, she may fall back on superstition, or take up a useful hobby like embroidery, or go mad, or marry a disk jockey. If the tower is everywhere and the knight of deliverance no proof against its magic, what else?
здесь вся история, да. вся боль и слезы. и нити. потому что Эдипа в изгнании, Эдипа в отчаянии, Эдипа заперта. и она ткет свой гобелен — который если не откровение, то что же тогда?
The auctioneer cleared his throat. Oedipa settled back, to await the crying of lot 49.
трагедия курьера
16 August 2013 | Literature, Metaphysics | 1 Comment
кстати, вот забавное наблюдение: если некий современный читатель в самом деле полагает, что “The Crying of Lot 49” — это какая-то загадка, ребус о мистической почтовой организации, например, или дело о запутанном наследстве, или о костях на дне озера, то, к сожалению, все это время наш гипотетический исследователь читал совсем другую книгу. ведь Пинчон оказался бы слишком прост, чтобы заниматься такими вещами, да?
Джузеппе Д’Агата, автор наидурнейшего pulp fiction, что я иногда так люблю, в повести “Римский медальон” случайно застыл на расстоянии одного только предложения от разгадки:
[В]ам никогда не казалось, что у самых обыденных, привычных вещей и событий есть другое, тайное лицо? И когда действительность поворачивается к нам этим другим лицом, кажется, что почва уходит из-под ног.
вот только оно не “другое”, это лицо. оно именно такое и есть.
история Эдипы, понимаете, это не запутанный поиск иного мироустройства, это не борьба с окружающими нас тайнами, но движение. и если имя героини[1] возвращает ее к рождению (или — к перерождению, удивительно отталкивяась от предыдущей смерти[2]), то нас — Антигоной — оно ровно так же соединяет с ней, отряжая вместе странствовать.
и суть получается отнюдь не в тайнах, я повторю, — ведь они уже позади. но именно в дороге. и в том, чего нам в этом пути не хватает.
потому что “Трагедия курьера”, псевдо-яковианская пьеса, разыгрываемая внутри книги, — это трагедия героини, что автор отправил со страниц к нам с донесением о смысле, о решении всех жизненных уравнений — однако ни она сама, ни мы, читатели, так и не можем прочесть написанного: это трагедия гонца, посрединка между отправителем и получателем, это смерть и исход всего того, что мы столь неоправданно ждем. что теряется информационным шумом в силу нарастающей округ нас энтропии.
-
есть, например, чудесная версия, что первые три буквы в Oedipa, OED, указывают на Oxford English Dictionary, на огромный источник знаний обо всем в языке — но так и не дающий ответов, что же такое язык. ↩
-
Карл Юнг назвал женский вариант Эдипова комплекса комплексом Электры. Электра же, дочь Агамемнона, отплатила матери за смерть отца — ровно так и Эдипа начинает свои поиски вслед за тем, как умирает Инверарити. ↩
в поисках чудесного
13 August 2013 | Literature | 1 Comment
Роберт Гулрик в статье о Томасе Пинчоне:
The second book, The Crying of Lot 49, <...> is filled with manic hilarity and vast cleverness, but it’s a sad book, like picking through the tattered contents of an abandoned house. Coming at the slag end of a bright and poisonous decade, it tells of a woman who looks for the hope of late-sixties America, and comes up empty-handed and grasping for straws. In search of what we always called The American Dream, she finds instead the detritus of American reality; faithless, hopeless, entropic.
лучше не скажешь.
via.
Тимур и его команда
29 July 2013 | Lifeform, Literature | No Comments
разбросанные судьбой[1] вдоль мира пинчоноведы общаются, мне думается, всегда посредством каких-то дополнительных средств: у меня, например, есть подписки на результаты поиска по ключевым словам, кто-то, может, избрал какой-то другой путь… и во всем этом мне определенно видится тот самый почтовый рожок с сурдинкой — ведь и для простого разговора мы все равно используем дополнительные механизмы, укрывающие нас от посторнних глаз и чужого шума.
-
наш автор определено увидел бы тут систему. ↩