Archives for November 2012
килограммовые слезы
27 November 2012 | Culturology, Linguistics | No Comments
можно ли не любить немецкий?
We all deal with adversity in our own ways — usually by putting something into our bodies, occasionally by taking something out of our bodies and in certain cases by putting something into our bodies and then quickly out and then in and out again and again until the grief is forgotten, at least temporarily.
Here’s a sanitized alternative, regardless of how it might sound.
kummerspeck (KUM-er-speck) — noun: excess weight gained due to emotional eating.
objects without justification
26 November 2012 | Art | No Comments
жалюзи Грегори Эдвардса, хорошие.
коровьи глаза
25 November 2012 | Culturology | No Comments
в преддверии анонсированного конца света люди почему-то стали еще громче и ограниченнее. видимо, нечто подобное давно таилось и лишь ждало юбилейного повода? кто знает.
в любом случае, теперь они постоянно задают вопросы и торопливо ищут выход: как быть, если завтра мы все умрем, а я сегодня целый день с пледом на диване? что будет, если ничего, и лишь пыль? зачем все, и дальше по списку.
они[1] спешат ехать, лапать, видеть, обонять, тискать, лайкать. делать что-то исключительно важное, надрывая горизонт и раздвигая перспективу. в окружении робких неуверенностей, они искренне думают, что зачем-то необходимы, ведь как иначе, но божественный голос молчит, и в ответ на трогательные запросы растерявшихся детей слышно только одновременно велеречивое и беззатейливо пустое молчание в дуэте с заикающимся патефонной мелодией эхом.
потому что, знаете, честное слово, любимые, вы действительно никому не нужны, and so fucking what?
the good, the bad and the rest
24 November 2012 | Literature | 1 Comment
наверное, дело в том, что у романа Джозефа Кэнона “Хороший немец” слишком хорошее окончание. наверное, мне не хватило силы удара, растраченного впустую Исхода. наверное, я ждал еще одну, завершающую, обязательную чревоточину — кроме той, что вдруг так отчетливо понимаешь.
не в пример Кэнону, Ле Карре всегда окончателен, его приговоры не знают милосердия — и я зачем-то непременно перечитываю что-нибудь из его книг темной осенью, когда изрезанное время больше не оставляет проблесков света, но лишь черные тени крадутся за нами вдоль слов: я знаю, никто не спасется, и в этом-то все и дело.
в том, что настоящие шпионские романы — это всегда книги об одиночестве.
елки против шишек
23 November 2012 | Science | 1 Comment
немного математики под чудесно торопливый девичий рассказ — и в окружении подсолнухов, конечно же.
осень
22 November 2012 | Comix, Personal | No Comments
как-то так:
many things have changed
21 November 2012 | Cinematograph, Music | No Comments
чудесный документальный фильм “Вагнер и Венеция”. режиссер Петр Руттнер, текст за кадром читают Мария Фрумкин и Орсон Уэллс.
проснуться знаменитым
20 November 2012 | Cinematograph, Geography | No Comments
оказывается, упомянутый раньше остров Gunkanjima попал в кино, точно в Джеймса Бонда.
бесы
19 November 2012 | Cinematograph, Culturology, Literature | 1 Comment
Людмила Сараскина рассказывает о своем опыте обсуждения творчества Достоевского с читателями из Японии[1] и очень метко подмечает[2], например, следующее:
Я писала в своей книге — биографии Достоевского, что в его произведениях есть трагический фон, на котором погибают эпизодические, внесценические персонажи. Безымянные. Но почему-то автору важно указать на это, что вот, девочка умерла, купца зарезали… Упоминаний о купце больше не будет, мы никогда не узнаем имени этой девочки, но факт гибели этих людей Достоевскому почему-то было необходимо указать.
В прошлом году в Старой Руссе я делала доклад об этих фоновых персонажах, случайных, внезапных «смертниках», не отпетых никем. Некому за них молиться, некому их жалеть. И оказалось, что до того, как я этот подсчет произвела, никто никогда не задумывался, сколько смертей в романах Достоевского, в тех же «Братьях Карамазовых». Мы знаем, что Федора Павловича Карамазова убили, Смердяков повесился, — и все. А там всего — 43 смерти… Русский читатель этих фоновых смертей, как правило, не замечает.
А японцы — замечают. Значит, это их какая-то особая заточенность, особая нацеленность на смерть. Они видят всех, кто умирает.
И они спрашивают: «Почему так много смертей? Почему так много убийств? Это что, ваша национальная литературная традиция, чтобы умирали почти все персонажи?» В «Бесах» всего 39 персонажей и треть из них — погибает. Апокалипсическое число: третья часть деревьев сгорела, третья часть вод сделалась полынью…
I smile, and I smile, and I smile[3].
а вообще, конечно, зарисовка очень интересная, и материала там куда больше, чем здесь процитировал — и о тонкостях восприятия, о предупреждениях, о том, какие внутренние основания ищет Достоевский, об извечном его постулировании красоты и обязательном русском исходе:
[С] одной стороны, Достоевский говорит: «Я из сердца взял его», а с другой — не находит в своем сердце ничего такого, что бы растопило душу Ставрогина и заставило его уйти от гибельного конца. От этого безнадежного ощущения жизни. Когда все исчерпано, когда Ставрогина называют «дырявой баркой на слом».
так мы и тонем.
-
мне очень нравится японская обложка к “Братьям Карамазовым”. думаю, она раскрывает то многое, что русские читатели теряют за многостраничностью и величием. ↩
-
как говорится, простите за ссылку. ↩
-
это прямое указание, да, цитата из “Меланхолии” Трира, и я думаю, что упомянутый фильм являет нам очень многое из Ставрогина, визуализирует рассказанные язвы. ↩
трепанация дара
18 November 2012 | Art, Lifeform, Robots, Story | No Comments
сюжеты происходят рядом с нами беспрерывно:
Occasionally, [Patrick Tresset] was successful [painter], exhibiting his work in Paris and London. But “along the way, I kind of lost touch with reality. … I kind of lost my ability to function in society,” he said last weekend at a press conference at Ciudad de las Ideas, an annual gathering about big ideas held in Puebla, Mexico, and sponsored by Grupo Salinas.
In his 30s, Tresset made the admirable and difficult decision to seek treatment for his mental health problems—and for him, medication and therapy worked. There was just one problem. “I was able to function again … but I lost my passion for art, for doing things by hand,” he said.
трудно поверить, но его спасли роботы:
Tresset, for one, discovered a novel way to stay mentally healthy with the help of drugs and still pursue what was once his life’s work: He created robots that can draw portraits.
если это не будущее, которое уже состоялось, то я и не знаю, что сказать. и, да, это так же поразительный экскурс в творчество.