Literature Category Archives
all flesh is grass
21 January 2015 | Literature | No Comments
вот, сажем, про “Щегла”:
О, благодаря здешним рецензиям, с подвыванием (да когда ж это кончится!) уже на 500 какой-то странице. И вот зарекалась уже после “Тайной истории” ее книги читать, ан нет. Хочу сама убедиться. И если в начале – до слез (сыну тоже 13), потом – мама дорогая (хотя и все может быть), но вот это ”прошло 8 лет” и весь этот токсикоз. Ну, да конец уже не за горами. Точно знаю, что на саму картину как-нибудь выберусь посмотреть.
дело в том, что обычный читатель не видит литературы в историях. он сопереживает героям — и то лишь если их оттенки перекликаются с ним самим. был в детстве песик с черным ухом — и рыдает над Троепольским. а не было брата-близнеца — и хер бы с ним, с Фолкнером.
это очень ущербно, конечно, — пропускать искусство через призму собственного опыта-Рабиновича, напевающего Карузо по телефону личными воспоминаниями, — но что тут поделаешь, большинство ведь никогда не учились читать.
в романе, однако, сказано и об этом, тем он и хорош:
[I]f you care for a thing enough, it takes on a life of its own, doesn’t it? And isn’t the whole point of things — beautiful things — that they connect you to some larger beauty?
все так и есть, разве нет? искусство дребезжащим телефоном присоединяет нас к какой-то универсальной сети или даже механизму, где все шестеренки действительно связаны между собой, движутся вместе, — и передают нам, подключенным, удивительный свет/ритм/слог: все живое.
the zone
20 January 2015 | Culturology, Literature | No Comments
или вот, например, стихи. только не “впавший в детство Улисс”, а, скорее, “стадо безумных убийц”, и не “не нашедший дорогу домой”, а, наоборот, “по приказу за мной и тобой”.
we don’t get to choose our own hearts
6 January 2015 | Literature | No Comments
да, и, кстати, романом года[1] с легкостью оказался тот самый “Щегол” Донны Тарт — все было снова, как в детстве, право: и картинная галлерея[2], и Диккенс, и невозможность расстаться с книгой хоть на миг. открытость всегда подкупает? что ж, как и полагается Bildungsroman, у героя ее хватало — как и верности, смелости, и опять честности. впрочем, это лишь мертвые слова наперекор безгранчно живому рассказ:
This was a plunge encompassing sorrow and revulsion far beyond the personal: a sick, drenching nausea at all humanity and human endeavor from the dawn of time. The writhing loathsomeness of the biological order. Old age, sickness, death. No escape for anyone. Even the beautiful ones were like soft fruit about to spoil. And yet somehow people still kept fucking and breeding and popping out new fodder for the grave, producing more and more new beings to suffer like this was some kind of redemptive, or good, or even somehow morally admirable thing: dragging more innocent creatures into the lose-lose game. Squirming babies and plodding, complacent, hormone-drugged moms. Oh, isn’t he cute? Awww. Kids shouting and skidding in the playground with no idea what future Hells awaited them: boring jobs and ruinous mortgages and bad marriages and hair loss and hip replacements and lonely cups of coffee in an empty house and a colostomy bag at the hospital. Most people seemed satisfied with the thin decorative glaze and the artful stage lighting that, sometimes, made the bedrock atrocity of the human predicament look somewhat more mysterious or less abhorrent. People gambled and golfed and planted gardens and traded stocks and had sex and bought new cars and practiced yoga and worked and prayed and redecorated their homes and got worked up over the news and fussed over their children and gossiped about their neighbors and pored over restaurant reviews and founded charitable organizations and supported political candidates and attended the U.S. Open and dined and travelled and distracted themselves with all kinds of gadgets and devices, flooding themselves incessantly with information and texts and communication and entertainment from every direction to try to make themselves forget it: where we were, what we were. But in a strong light there was no good spin you could put on it. It was rotten top to bottom. Putting your time in at the office; dutifully spawning your two point five; smiling politely at your retirement party; then chewing on your bedsheet and choking on your canned peaches at the nursing home.
тем более забавно, какие идиотские отзывы умудрился собрать он в русскоязычной среде. что и еще удивительнее, если действительно прочитать книгу — тень Федора Михайловича лежит там на каждой странице, да и сам русский язык забористо ухмыляется читателю между строк: что, dorogoy, еще один стакан?
Well — I have to say I personally have never drawn such a sharp line between ‘good’ and ‘bad’ as you. For me: that line is often false. The two are never disconnected. One can’t exist without the other. As long as I am acting out of love, I feel I am doing best I know how. But you — wrapped up in judgment, always regretting the past, cursing yourself, blaming yourself, asking ‘what if,’ ‘what if.’ ‘Life is cruel.’ ‘I wish I had died instead of.’ Well — think about this. What if all your actions and choices, good or bad, make no difference to God? What if the pattern is pre-set? No no — hang on — this is a question worth struggling with. What if our badness and mistakes are the very thing that set our fate and bring us round to good? What if, for some of us, we can’t get there any other way?
-
а вторым, пусть и с большим отставанием, “Пир Джона Сатурналла”, столь же неизмеримо волшебный и ищущий. ↩
-
там, где “Урок анатомии” и “Жемчужная сережка” — где напротив, на берегу, утопают Генеральные штаты, а под боком небоскребы ушлым аистом задирают облака. ↩
продолжим
25 December 2014 | Literature | No Comments
меня всегда удивлял, наверное, биографический жанр. потому что зачем, да? какая разница, был ли у поэта кот или инцестуальная связь? что это даст тем близоруким, кто мечется в исступлении “лучше понять автора”?
пустое, поверьте.
“когда б вы знали из какого ссора” — но вы не узнаете, и только-то. буде с лупой между строк или гуглом промеж архивов — все это лишь жалкие попытки устаканить в голове придуманное, свой уникальный витраж, прочтение.
так есть ли смысл идти совсем в другую сторону, не к произведению, но к творцу[1], рыская, пальцая, слюнявя чужое? очередной трусливый побег, мягкая ложь: вместо того, чтобы снова и снова примерять буквы — или звуки, картины — к происходящему, они ищут авторский ответ, обязательную подсказку, волшебные цифры в конце задачника.
то, что нам оставили, — все это будет с нами не потому, что бабочки или служба в военно-морском флоте. а потому, что ровно так же важно. вчера, завтра, неизменно.
и, да, наверное, это очень мило, зарываться ящерицей в глубину изысканий, не хотеть, не видеть, не думать взрывов. искать уютное себе под нос, забывать назойливые имена убийц на газетных полосах — или хотя бы мечтать об этом.
но “люди жертвы следствий”. и каждый день мы вновь и вновь просыпаемся — распахнув дверь — в зиму тревоги нашей. однако, не в том разница, кто это сказал, — но для чего.
-
например, мне, уж конечно, не интересна биография Христа с его ворованным рождеством. все, что он мог дать интересного — это лишь забытое “возлюби ближнего своего”, но даже так, не его слова тут важны, а то, что думаем о них сегодня мы, живые. ↩
you do not need to know the truth to tell the story
23 December 2014 | Literature | No Comments
или вот цитата из очередного экскурса:
After all, what the fuck is going on? In Thomas Pynchon novels, no one ever seems to know, and that includes the characters, the reader, and, maybe, the author.
нет, мы свято верим и чтим, конечно, что некто — авторской рукой — развеет читательские сомнения и тревоги, что у историй, даже в их пронзительной и вызывающей недосказанности, есть хотя бы намек, перспектива известной развязки, и она, словно утрений луч, брезжет писательской ухмылкой поверх страниц.
все правильно, и, словно карась заглотнув червячка, любопытство бьется о нашу удивленную рыбью губу: что же там дальше, в книге, должен ведь быть конец, свет, эпилог, финальная шахматная расстановка?
но правда, разумеется, в том, что это не имеет значения. автор может знать, что именно происходит, может не знать — или может обманываться, что знает. но все, что читателя интересует — это хорошая история. а лучшие из них происходят, конечно, с самим читателем, in her mind palace.
вот и все.
and now you can damned well have it
15 December 2014 | Cinematograph, Literature | No Comments
опять пересматривали знаменитый “Опасный поворот” — я очень люблю эту пьесу, и постановка Владимира Басова действительно, по-настоящему великолепна. плюс, опять-таки, чем больше смотришь известное, тем чаще замечаешь что-то новое[1], какое-то еще движение, взгляд. или, например, что такие музыкальные паузы без слов могли позволить себе только на советском телевидении.
как ни странно, однако из других адаптаций видел разве что когда-то версию одного местного театра, да старый американский фильм с Мелвином Дугласом в роли Чарльза, — такой уморительный в своей трогательной робости и старательно отцензурированом пуританстве: ни тебе гомосексуальной связи Гордона и Мартина, ни адюльтера, ничего.
однако, какой ширмой не прикройся, но исход все равно несется вам в лицо, точно сорвавшийся поезд. и ты лишь смотришь, провожая былое словами, и понимаешь, что еще чуть-чуть — и все закончится, теперь уже окончательно.
-
РОБЕРТ: Да нет, Олуэн, я не думаю, что бы это имело какое-нибудь особенное значение, но после всего, что было сейчас сказано, мне не могло не показаться, что вы ведете себя каким-то вызывающе странным образом, Олуэн.
МИСС МОКРИДЖ (в сторону): Как раз то, что я думала. Это ужасно похоже на вызов.
я не уверен сейчас дословно, но, мне кажется, в самой пьесе не говорят в данном отрывке о вызове, но только о странностях этого разговора. и последнее, очевидно, лишь характеристика последствий, тогда, как первое, разумеется, — это куда важнее, их причина. и если Басов добавил означенный штрих, это смысловое ударение сам, то подобная находка, безусловно, одна из важнйеших. ↩
Subby Subby Subby
9 December 2014 | Accessories, Literature | No Comments
или, например, ваза. или тентакли. или кулон. или магнитик.
надо будет обязательно купить, если все же дочитаю очередного Мьевиля — хорошего, конечно, но как всегда, бессмысленного:
We cannot see the universe. We are in the darkness of a trench, a deep cut, dark water heavier than earth, presences lit by our own blood, little biolumes, heroic and pathetic Promethei too afraid or weak to steal fire but able still to love. Gods are among us and they care nothing and are nothing like us.
This is how we are brave: we worship them anyway.
a little screen in his head
1 December 2014 | Conspiracy, Literature | No Comments
забытое интервью [PDF] Филипа Дика журналу Rolling Stone в 1975 году — известное вторжение уже произошло, и в статье полно различных версий и переосмыслений. меня же всегда подкупало вот ровно это:
Dick’s characters are all ultimately small (that is, ordinary, believable) people made big by their stamina in the face of an uncertain world. Dick cares about the people in his books — true, he contrives horrible things to happen to them, but that is in some sense beyond his control; he is like a god condemned to watch his universes fall apart as fast as he creates them, with his poor beloved characters trapped inside — and ultimately we, the readers, empathize with the characters as much as the author does. We share their small triumphs and disappointments; we laugh at their absurd behavior because we recognize their anxieties as our own.
и еще:
The relationship between Phil and drugs has always been a bizarre one. He wrote the classic LSD novel of all time, The Three Stigmata of Palmer Eldritch, in l963, two years before-he took any psychedelic drugs. People who‘ve read the novel (including Timothy Leary, an early Phil Dick fan) find this hard to believe, but I’ve talked to enough of Phil’s friends to be satisfied that it’s true. Phil often describes things best before he experiences them. It‘s a frightening talent when you think about it.
and I thought well as well him as another
29 November 2014 | Culturology, Literature | No Comments
а вообще, конечно, “Тридцатая любовь Марины” — это новообретенная Молли Блум, и Сорокин — то ли сам провидец, то ли реальность создается по его лекалам. но в любом случае гений, что уж тут.
in the possession of a memory
28 November 2014 | Literature | No Comments
просто цитата:
The phrase ‘our new, happy life’ recurred several times. It had been a favourite of late with the Ministry of Plenty. <...> It appeared that there had even been demonstrations to thank Big Brother for raising the chocolate ration to twenty grammes a week. And only yesterday <...> it had been announced that the ration was to be REDUCED to twenty grammes a week. Was it possible that they could swallow that, after only twenty-four hours? Yes, they swallowed it.